Новогеоргиевское и Новогеоргиевцы

От недоимок и произвола чиновников уходила на юг  с Тамбовщины большая, многодетная семья крестьянина Никона Фёдорова. И было у Никона десять сыновей и семеро дочерей. Трое старших сынов имели уже свои семьи. Шли с ним и два зятя: Онуфрий Оснимцков и Фрол Юрьев. У каждого тоже свои дети, так что обоз состоял из десяти бричек, к которым были привязаны коровы и один бык-двухлеток. В одной из повозок хрюкала свинья, повизгивали поросята, в следующей кудахтали куры, гоготали гуси, крякали утки. Видимо собирался обживаться на новом месте Фёдоров основательно. Весь обоз делал привал, когда приходило время кормить скотину. В один из вечеров весь табор встал на берегу Кумы в густом лесу всего в версте от Воронцово-Александровского.

– Эка благодать! – Любовался Никон, – уж не знаю, идти ли куды далее на юг, або здесь посельем встать. Остановимся пока временной стоянкой. Коней распрягайте, путайте и пускайте, хай пасуться. Для коров и овец загоны наладьте. Надо же, на Тамбовщине холода поди уже, а здесь теплынь и лист на деревах зелен ещё.
 Дети побежали в лес собирать хворост. Вдруг из зарослей вернулся сын и принёс прекрасный, словно свеженамалёваный образ Иверской Божьей Матери.
– Что это тятя? – Спросил он.
– Гоподи! Вот вам и Знамение Божье. Никуда не идём, здесь обоснуемся. Опосля в волость смотаюсь, документы справлю, а теперьча жить треба тихо, чтоб не одна зараза не проведала, нам незваные гости покедова не нужны. Онуфрий и бабы, утресь на сенокос, остальные мужики жильё готовить.
– А как же мы? – Возмутился средний сын, – нам жениться пора, да и девки у нас на выданье?
– Приспичило, чи шось? Успеется. Вот встанем хутором, освоимся, обживёмся, тогда и о бабах подумаем. Тут, я слышал, ясырок на рынках казаки тайком продают вместях со скотиною, так что без баб не останетесь. Без особых хлопот купим, аки  кобыл, покрасовитее, покрепче, да посправнее.

Оно дешевле обойдётся, чай. Расходу мене, на подсвинков выменяем, або поросят, а свадьбы в своей семье сыграем. Так встал на берегу Кумы Фёдоров хутор. Однако как не таились фёдоровцы, молва о хуторе разнеслась по малолюдной округе, приехали землеустроители, нарезали надел, выдали свидетельство о пятилетнем освобождении от налога. Зачастили со сватовством отставные драгуны и казаки. Казакам-то тогда ещё не запрещалось на крестьянках жениться. Как не крутился Никон, пришлось выдать трёх дочерей замуж. Двоих увезли в казачьи станицы, а средняя, Лукерия, вышла за драгунского вахмистра, который решил поселиться  тут же на  хуторе. А время было такое, что сёла почти каждый год, а то и не по одному разу подвергались нападению грабёжников. Нередко их загоны полностью уничтожались, уходили лишь единицы, особенно там, где жили казаки.

Те сами в ответ ходили шарпать горские аулы, и напав, угоняли жителей и скот. Что нельзя было забрать, предавалось огню. Старики уничтожались, как духовные вдохновители разбойной жизни. Горцы не заключали и не соблюдали никаких мирных договоров. Если запрещало начальство, казаки мстили тайно, подкарауливали и убивали самых отчаянных головорезов. Вся эта борьба называлась у казаков «зорить разбойничьи гнёзда». О Фёдоровом хуторе узнали лезгины, батрачившие в Нинах, а раз так: жди беды. Но и сам Никон был не дурак, наслушался страстей о горских набегах. Оборону хутора взял в свои руки новый зять Григорий Севостьянович Поспелов. Поскольку чужих на хуторе не было, хаты из толстенного самана и скотные дворы ставились кругом впритык задними углами, окна делались только во внутрь с крепкими дубовыми ставнями, наружу прорезались узкие бойницы. Под землёй был второй хутор, все хаты и хозяйственные постройки соединялись подземными ходами.

Здесь были вырыты просторные хранилища под зерно, сено, дрова, сухари, копчёное мясо, яйца, сало, были выкопаны колодцы и вёл проход к Куме, где в зарослях имелся неприметный лаз. В случаи набега скот и люди легко скрывались под землёй. Все хаты крылись толстым слоем дёрна. Поджечь такие строения было очень трудно. Сами фёдоровцы по совету Маркела Сотникова никогда не нанимали в батраки горцев, а по совету Поспелова приобрели оружие. Надобность в рабочих руках восполнялась за счёт постоянно прибывающих переселенцев. Не все так удачно достигли Кавказской земли, очень много приезжало больных и полунищих, согласных работать лишь за еду. Никон был хотя и прижимистым, но христианская его душа не могла вынести страдания других, и он помогал по мере возможности беднякам. В одну из ночей загон лезгин напал на селение. Но взять его с наскоку было не возможно.

Громадные черкесские псы подняли лай, почуяв чужих. Фёдоровцы долго и упорно отстреливались. Наконец бандитам удалось поджечь одну из хат и они ворвались во внутрь. Но хуторские бабы успели укрыть свой скарб и худобу в подземелье. К удивлению лезгин они не нашли ничего ценного. Всё исчезло, как  «сквозь землю провалилось». Долго задерживаться было нельзя, огромное зарево далеко виднелось вокруг. Подмога могла прийти в любую минуту. По казачьим постам запылали сигнальные костры. Горцы скрылись, угнав небольшой гурт коней, коров и овец. Тут подоспели две сотни нинских  казаков. Начали тушить хаты. Посовещавшись, решили преследовать разбойников. С худобой они не могли далеко уйти. Старшие Фёдоровцы тоже  засобирались в погоню. Даже сам возмущённый Никон решился пойти с ними.

–Это что деется, люди добрые. Главное, живём, никого не трогаем, и на вот вам ребята! В Расее от чиновников изгальства терпели, а здесь ёлдаши будут диганиться, да дековаться. Дудки! Это им даром не пройдёт. Эдак-то унадятся ходить не по единова в году, жечь да зорить будут, кады и робить тады? Догнать треба грабёжников и показать им Кузькину мать. А то и будем токи строить, да худобу заводить.

Казаки и Фёдоровцы двинулись во след лезгинам. Казаки, тем что? Они в седле спать могут по очереди на скаку, а вот крестьянам туго пришлось. Впереди в версте скакал дозор. Они то и увидели  на рассвете столб пыли. Это придало всем силы. Лезгины заметили погоню, часть их засела в засаду, остальные погнали худобу дальше. Но только фёдоровцы и несколько казаков спешились и завязали перестрелку с грабителями, остальные обошли засаду балкой и погнались дальше. Увидав это, засевшие попытались кинуться следом.

Но где там, головы им не дали поднять. Несколько убитых лезгин уже валялись в лужах крови. Казаки нагнали гурт, начали сначала на ходу расстреливать воров, а потом взяли их в шашки. Лезгин неожиданно оказалось почти вдвое больше. Но ничего уже не могло остановить яростного напора нинцев. Только четверых захватили в плен, остальных порубили. Не дали уйти никому. Несколько казаков получили ранения. В этом бою погиб и первый кавказский зять Фёдоровых Григорий Поспелов, которого Никон  успел полюбить за добрый и весёлый нрав, трудолюбие, отзывчивость и смекалку. Убили и старшего сына Никона Онисима. Близ хутора появились первые могилы. Уже под осень к овдовевшим бабам прибились здоровенные беглые дезертиры и стали жить по бумагам погибших. Фёдоров был весьма доволен новой роднёй.

– В честь нашего любимого зятя назовём хутор Новогеоргиевским.
– Почему новогеоргиевским? – спросил средний сын.
– Для нас он человек новый потому и хутор Новогеоргиевский.
Хаты Новогеоргиевцы отремонтировали быстро. Хутор по примеру воронцовцев частоколом обнесли. Когда разбирали пожарище, нашли лишь чуть опалённую икону Иверской Божьей Матери.
– Эх! Божья Матерь, Божья Матерь, на тебя одну наши надежды, ты то хоть не оставляй нас грешных, более нам и надеяться не на кого.
Ночью приснился Никону сон, будто сошла Богородица с иконы, простёрла над ним лежащим руки и сказала:
– Услышала я Раб Божий Никон твои молитвы. Молитесь и вам воздастся, просите и получите.
Проснулся Фёдоров, собрал свою общину и рассказал со слезами умиления на глазах свой сон, после чего все встали на колени и усиленно молились перед Чудотворным Образом. А ночью снова явилась Богородица и произнесла:
– Почитайте Господа, день начинайте с молитвы и кончайте молитвой. Пищу вкушать сели – помолитесь, поели снова молитесь. Будьте верными христианами и ваши молитвы оградят вас.

На новом сходе решено было срубить часовню, куда поместили новогеоргиевцы свою защитницу. С тех пор обходили грабители село стороной, ибо творились с ними непонятные вещи. Едва приближались к Новогеоргиевскому с недобрыми намерениями, как на людей нападало сумасшествие. Забыв всё, люди разбредались в разные стороны, и только удалившись на не одну милю, приходили в себя и вспоминали, за чем пришли. На одном загоне аварцев на людях вдруг вспыхнули волосы и одежда. Аварцы с криками ужаса поскакали прочь. При этом не один человек не получил ожога.

– Яман-Кала, – прозвали дагестанцы Новогеоргиевское, что значит худое селение. Заметив такую спокойность села уездное начальство не разбираясь в её причинах, определило партию хохлов из Полтавской губернии на поселение. Новопоселенцы не поверили рассказам Фёдоровых, однако построили храм Иверской Божьей Матери. Когда умер Никон, икона два раз уходила к нему на могилу. Надо бы было похоронить его внутри храма, но люди не догадались, и икона покинула село. Фёдоровы считали, что она к их отцу в могилу ушла, однако проверять эти предположения никто не решился. Только с этого времени защита ею села прекратилась. Вот так отвечает Господь не верящим и маловерам. В наше время сёла Новогеоргиевское и Воронцово-Александровское слились в одно селение и стали   городом  Зеленокумском.